Л.: Госиздат, 1924. — 218 с.
Не распознано. В книге 9 глав.
Рецензия И. Орлова на книгу О.Д. Хвольсона "Характеристика развития физики за последние 50 лет" (Журнал «Под знаменем марксизма», 1924 г., №6-7, стр. 295-297):
"Проф. Хвольсон сравнивает старую и новую физику; физику 50 лет тому назад, когда он только приступал к научной работе, и физику 1923 года. Разница получается поразительная, успехи колоссальны. При всем том проф. Хвольсон остается глубоко неудовлетворенный и разочарованным. В старой физике все было так понятно, объяснение явлений давало полное удовлетворение; в новой физике, наоборот, непонятные явления объясняются посредством непонятных гипотез; новая физика заражена тлетворным духом, против которого проф. Хвольсон протестует, которого он не приемлет. Прежде всего проф. Хвольсон недоволен электрической теорией Максвелла и дальнейшим ее развитием —электронной теорией. Еще более он недоволен теорией квант и происшедшим из нее методом квантования. Именно теория квант, по словам проф. Хвольсона, „заражает все отделы физики тою болезнью, тем разочаровывающим неприемлемый духом, которым в настоящее время страдает физика" (158 стр.). Той и другой теории проф. Хвольсон ставит в вину непонятность исходных положений. Вместе с тем проф. Хвольсон вынужден признать, что обе теории охватили и подчинили себе всю физику и оказались в высшей степени плодотворными.
Зато проф. Хвольсон отдыхает душой на теории Эйнштейна. Эта последняя теория всецело удовлетворяет запросам проф. Хвольсона, ее он считает вполне понятной. Хотя в то же время проф. Хвольсон вынужден признать, что, производя переворот в основных понятиях, теория Эйнштейна в научной практике почти все оставляет по старому.
Физика, говорит проф. Хвольсон, должна не только наблюдать явления и открывать законы, но и объяснять их посредством других, более скрытых и в то же время более элементарных явлений, находящихся как бы за кулисами явлений наблюдаемых. Это совершенно справедливо, с этой мыслью материалисты вполне согласны. В старой физике, говорит проф. Хвольсон, эти закулисные явления, посредством которых объяснялись наблюдаемые явления, были, совершенно понятны; наоборот, в новой физике они непонятны. Но что это значит, что указанные закулисные явления непонятны? Значит ли это, что она для нас непривычны, что они еще не связаны в цельную картину, что наш интеллект к ним не в достаточной мере приспособился? Или может быть, наоборот, явления не приспособлены к нашему интеллекту, превышают слабые силы нашего разума и потому вовсе не могут быть познаны? Проф. Хвольсон склоняется ко второй мысли. Но проф. Хвольсон желает прежде всего рассуждать строго; говоря о „непонятном, он хочет точно определить, что он под этим словом подразумевает. Вот его определение: „Мы находим гипотезу непонятной, во-первых, если в ней содержатся элементы, резко противоречащие твердо установленным физическим законам, из которых они, по непонятной причине, представляют исключение; во-вторых, когда в нее введены величины, для которых дано математическое выражение, но физическое значение которых остается вполне непонятным, между тем как из всего построения теории, основанной на данной гипотезе, явствует, что именно эти величины играют существенную роль в весьма многих и разнообразных явлениях" (205 стр.).
Это очень хорошо: непонятные гипотезы — это те, которые содержат непонятное! Вот вполне понятное определение непонятного!
Из рассуждений проф. Хвольсона вполне ясно, что он хочет абсолютного знания, что только установление полной гармонии между запросами интеллекта и внешним миром дает ему удовлетворение; иными словами, он ценит только метафизический элемент в знании, и „не приемлет* научно-практического элемента. Например, в старой физике положительное и отрицательное электричество были равноценны, и различались только направлением возбуждаемых сил. В новой физике масса положительного электричества в 1840 раз больше массы отрицательного. Проф. Хвольсон недоволен: „Простое и ясное заменено чем-то туманным, далеко еще не выясненным. Во всяком случае, это не прогресс" (211 стр.). С точки зрения метафизики это несомненный регресс, но только с этой точки зрения, а становиться на такую точку зрения для естествоиспытателя по меньшей мере странно.
Вполне естественно, что проф. Хвольсон приходит в результате к агностицизму и рекомендует оставить всякую надежду на возможность познания внешнего мира:—lasciate ogni speranza!
Мысли, высказанные проф. Хвольсоном, проливают неожиданный свет и на его прежнюю научно-литературную деятельность. Проф. Хвольсон, сказали бы мы, слишком аподиктичен. Он допускает только аподиктическое знание; где он не находит такого знания, там отрицает всякую возможность чго-либо знать. Так, в третьем томе своего „Курса физики" он аподиктически заявлял, что допущение эфира безусловно необходимо и что действие через пустоту на расстояние является полнейшим абсурдом. В четвертом томе того же труда проф. Хвольсон, с не меньшей аподиктичностью, заявлял, что признание ненужного эфира является абсурдом и что все действия передаются на расстояние через пустоту со скоростью света. После таких аподиктических заявлений становится вполне понятным его последнее заявление:—lasciate ogni speranza!
Проф. Хвольсон опасается, что молодые физики не оценят его критических замечаний и не присоединятся к его точке зрения. Мы также уверены, что они не могут присоединиться: такая точка зрения мало подходит для естествоиспытателя."